ШАГ НАЗАД, ДВА ШАГА ВПЕРЕД!

Начался новый учебный год, и первого сентября я пришел снова в седьмой класс. Итак, я – «второгодник».

 Первые дни нового учебного года всё, казалось, шло по-старому. Только теперь я на уроках сидел прилежно, а дома  усиленно штудировал учебники за пятый и шестой класс. За какие-то две недели решил все задачи из этих учебников. Удивлялся, как могло случиться, что я ничего ранее не усваивал – всё так просто! То есть, моя голова вдруг заработала «на все шарики», и учителям оставалось лишь направлять мои усилия в нужном направлении.

 О них – моих учителях, прекрасных людях, мне хочется рассказать подробнее.

УЧИТЕЛЬ МАТЕМАТИКИ МИХАИЛ АНТОНОВИЧ

Этого 60-летнего, высокого (мне так казалось), худощавого и  седого учителя мы, ученики, уважительно называли Мишкой. Как-то не увязывались его возраст, серьёзность и степенность со школьными тетрадками под мышкой. А ведь он был заслуженным учителем республики.

Михаил Антонович хорошо знал историю математики, и каждая новая для нас истина на его уроках как бы рождалась еще раз как ответ на житейскую проблему людей, из противоречий самой жизни. И вместе с готовым результатом  мышления людей нам демонстрировался метод, с помощью которого был получен этот результат, и мы получали этот результат вновь, через многие столетия. Через тридцать пять лет, когда я стану готовить себя к деятельности учителя математики, буквально за несколько часов восстановлю в памяти доказательства всех теорем и выведу все рабочие формулы алгебры, геометрии и тригонометрии. Ибо в руках у меня был метод получения знания, который мне некогда вручил Михаил Антонович.

Это он, наставник, в самом начале моего «второго года» сказал ободряюще: «Неужели ты думаешь, что не справишься?»  С ударением на «неужели».  Что-то магическое было в этой фразе: здесь и доверие тебе, твоим способностям, и в то же время вызов.

И второгодник удивил наставника своими успехами: выполнял не только домашние задания, но и более того, залезал по программе вперёд, решая задачи повышенной сложности из восьмого класса. Решение геометрических задач я сопровождал чертежами, выполненными чернилами, заправленными в рейсфедер, и с помощью циркуля и линейки, хотя ничего этого и не требовалось.

Я любил решать задачи на геометрическое построение. Здесь четко просматривались этапы: анализ, построение, доказательство, исследование. Эти этапы, как я впоследствии увижу, – инвариантны, неизменны  и обязательны для любого научного проекта. И когда я сам займусь научным поиском, школьный опыт решения задач на геометрическое построение мне очень пригодится.

По окончании седьмого класса мне выдали свидетельство, и  я увидел, что Мишка выставил «отлично» не только по геометрии (результат экзамена), но и по арифметике и алгебре, по которым мы аттестовались еще в пятом и шестом классах. Раньше там стояло сильно натянутое «удовлетворительно».

А когда сам стану учителем математики, то буду неоднократно ловить себя на том, что мои манеры поведения и методика преподавания сильно напоминают манеры и методику Михаила Антоновича.

УЧИТЕЛЬ ГЕОГРАФИИ ПОЛИКАРП ФОМИЧ

 «Паяльник» –  кличка этому учителю за горбатый нос. Какой мастер увлечь рассказом о странах, народах и их обычаях!  Говорил быстро, увлеченно, образно представляя то, о чем говорит.  Задумается… отвернется к окну, через полминуты – лицом к классу, и рассказывает, быстро перемещая свои выпуклые глаза вверх и вниз, затем влево и вправо, как бы оценивая высоту и протяженность хребтов Джунгарских ворот, или вращает глазными яблоками по кругу, восторженно описывая природу Швейцарских Альп. В такие мгновения весь класс замирал, и происходило сверхчувственное восприятие реальности. Впоследствии я побывал во многих уголках «необъятной Родины моей» и за границей и всякий раз вспоминал своего учителя географии, а порой извлекал из памяти его рассказ о том или ином уголке Земли.

«РУСАЛКА» НАТАЛЬЯ АНТОНОВНА

Наталья Антоновна, оценивая наши сочинения, обращала внимание лишь на содержание. Ошибки у неё шли отдельной статьей.  Впрочем, сочинений она не любила, и вот почему. Считала, что в сочинении учащийся должен показать собственное видение «рецензируемого» произведения. А это противоречило тогдашней установке: чем ближе это «видение» к официальному, тем ближе ученик к отличной оценке.

И потому наставница предпочтение отдавала изложению: важно уметь  изложить себе чужую мысль, а свою – другому.  

К каждому уроку Наталья Антоновна придумывала соответствующую мотивационную основу. Помню, однажды, войдя в класс и поздоровавшись с нами, она села за свой учительский стол и задушевно, как если бы это был разговор один на один, начала рассказывать:

«Однажды, в одной из петербургских общественных харчевень за столом сидел молодой паренек и читал газету. Если бы кто-нибудь заглянул к нему из-за спины, то мог бы увидеть, что парень, прикрываясь газетой, ест хлеб, который в харчевнях был обязательным на столе и дополнительно за который платить не надо.  Один из посетителей харчевни признал в парне сына богатого волжского помещика. А парень вскоре поднялся и пошел в редакцию журнала – он написал стихи…» И далее, не называя имени, Наталья Антоновна рассказывает о перипетиях судьбы таинственного для нас парня. И только минут через пятнадцать учительница называет тему занятия: «Творчество Н. А. Некрасова». На столе при этом появляется книга К. Чуковского «Мастерство Некрасова».

Я думаю, что нет необходимости доказывать, что литературу мы любили. В дальнейшем, я читал преимущественно классику – русскую, белорусскую, английскую, французскую. Никакая «макулатура» меня уже не сбивала.

ОНИ ПРОВЕЛИ ТОЛЬКО ОДИН УРОК

 На всю жизнь запомнился учитель-старичок, пришедший к нам из другой школы (кажется, из школы №9) только на один урок вместо заболевшего учителя физики. Я до сих пор помню его имя – Яков Александрович. Запомнился и его образ, и почти дословно все, что он рассказывал на уроке. А говорил он о творчестве в научном поиске, об учёных-подвижниках науки. Нет, наверное, это не случайно, что я помню до сих пор этого учителя (а ведь прошло с тех пор почти пятьдесят лет): то, что он сеял, было тем, что я искал еще ранее, начитавшись книг Жюль Верна и Перельмана, насмотревшись фильмов об ученых и путешественниках.

На том уроке мы изучали магнетизм. Помню, как учитель рассыпал на картонке железные опилки, а затем поднес под картонку магнит. И вот опилки устремились к единому центру, образовав симметричные фигуры. Магнит передвигается – и вместе с ним происходит смещение фигур, изменение конфигурации расположения опилок. Помню, я тогда подумал, что вот так и люди, наверное, поддаются влиянию сильной личности: сначала собираются вокруг неё, а затем следуют за ней, повинуясь ее магнетизму.

Сейчас, когда пишу эти строки, я, кажется, догадался, почему так тогда подумал. По-видимому, сам учитель физики подтолкнул нас к этой мысли своим комментарием к опыту. Подтолкнул, но не стал развивать эту мысль, посчитав, что мы не созрели для ее восприятия. Ан, нет, кто-то и клюнул.  

Также только один раз провёл урок у нас математики Василий Захарович Ковалёв (правда, до этого мне неоднократно приходилось бывать у него «на ковре» как у завуча). Но до сих пор помню, какое сильное впечатление Василий Михайлович произвёл на меня, когда, остановившись у классной доски и рассматривая различные фигуры, изображенные на ней, вдруг заявил (он немного заикался):

– Вот в уч-ч-чеб-ни-ках п-п-ишут, что угол – это ф-фигура. Н-нет, я с-с-с этим н-не с-с-о-гласен. Фигура – это п-п-лоскость, ограниченная со всех сторон линиями (прямыми, кривыми…).

Меня тогда поразила не столько содержательная сторона «ереси» Василия Захаровича, сколько  вот этот акт сомнения в незыблемость положений школьного учебника. И уяснил, что сомневаться можно, надо, и это даже интересно.

Потом в вузовском курсе философии древние мудрецы будут меня учить «подвергать все сомнению», ибо «сомнение уже есть половина мудрости».  Я к такому повороту своего мышления был готов после того урока Василия Захаровича.

Таким образом, те же учителя, у которых я «сел» на второй год, из врагов превратились в факельщиков, зажёгших передо мной свет знаний. Им удалось инициировать во мне бескорыстную и ненасытную любовь к знаниям, которую я буду нести всю последующую жизнь. Здесь надо четко обозначить: я сужу о своих школьных учителях по тому, что они мне дали, а не по тому, что они мне не смогли дать по независящим от них причинам, в том числе из-за наличного в то время низкого уровня развития педагогической психологии.