• Категория:
  Жители
• Автор:
  Литвинович Александр
• Рейтинг:
  0.0/0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
• Активность:
  900

ДЖЕЙ ЛАВСТОН ИЗ-ПОД БАРАНОВИЧЕЙ – путь от коммунистических идей до борьбы с коммунизмом

Сын раввина, уроженец маленькой деревеньки под Барановичами, играл яркую роль  в американском коммунистическом движении и в Коминтерне, где водил дружбу с Бухариным, а затем переметнулся в противоположный лагерь и даже некоторое время работал на ЦРУ.

 Любое уважающее себя древо пускает крепкие корни, тянет длинные ветви к солнцу и шелестит, лаская слух, листвой при дуновении ветерка. Хорошо спрятаться в тени такого древа от палящего солнца. Или укрыться от дождя за неимением под рукой зонтика. А если повезет – насладиться трелью соловья или вокально-инструментальным ансамблем стаи благозвучных пернатых. Но любому уважающему себя древу полагается также иметь и осиное гнездо. Всякой живности жить хочется. Всему сущему требуется покой и уют. Да и сама природа не терпит морализаторства. Это Маяковский знал, что – хорошо, что – плохо. Природа – не знает. В природе всем и всему места хватает.

 Вот и в нашем «Фамильном древе» уже собирается отдельная папка, которую я иронически называю «осиное гнездо». Нет-нет, ни в коем случае никаких отрицательных коннотаций и определений. И уж тем более – моральных суждений. В папку с таким условным названием я заношу людей, зараженных духом авантюризма, которым не сидится на одном месте – о них в народе имеется острая и точная поговорка про шило. Конечно, этот самый дух авантюризма нередко выносит его носителя и за поля страниц уголовного кодекса, и за общепринятые рамки человеческой морали. К таковым  из длинного перечня имен «Фамильного древа Брестчины», о которых мы уже рассказывали, я бы отнес «Жемчужину» Полли из Иванова, заправлявшую сетью борделей на Манхэттене во времена «сухого закона», и промышлявшего тем же в перестроечной Москве Леонида Завадского из Бреста по кличке «Батя». В этой же папке хранятся материалы о родившемся в Брест-Литовске генерале Наполеона Бонапарта Сикстусе Эстко,  польском писателе из Ляховичей Сержиуше Песецком и агенте ФБР и разведчике Леоне Туру, родившемся в Кобрине. Если уж быть совсем откровенным, в этой же папке имена недавних героев «Фамильного древа» – революционеров Леона Тальми и Фаины Ставской, поплатившихся жизнью за свои коммунистические убеждения в годы правления Сталина. Здесь же и американский политик, соратник Рузвельта и лидер одного из сильнейших профсоюзов – Дэвид Дубински, герой «Фамильного древа» годичной давности.

Политика и мораль давно уже существуют каждая сама по себе. Помнится, где-то я читал, как на одном из приемов в Белом доме, в середине 80-х годов XX века, поэт Иосиф Бродский спросил у тогдашнего главного идеолога Америки Генри Киссинджера об основной движущей силе американской внешней политики и получил односложный и всеобъемлющий ответ: «Торговля». Так что, дамы и господа, без всяких моральных суждений представляю вам очередного героя «Фамильного древа Брестчины» – американский политик Джей Лавстон.

 Мифы и легенды древней Молчади

Итак, раскроем карту необъятных наших лесов, полей и рек и проведем отточенным ногтем мизинца от Бреста на Восток до Барановичей. Слегка прищурив глаз, опустимся чуток на юго-запад и уткнемся в деревеньку с говорящим названием Молчадь. Первое документально подтвержденное свидетельство этого местечка относится к 1545 году. Имеются и две легенды о происхождении названия. Первая – в незапамятные времена случилось здесь сражение, да такое, что после него поле битвы, захлебнувшись человеческой кровью, замолчало. Вторая – и более вероятная – было поселение, которое погибло из-за пожара, и местность покрылась безмолвием. Уже  в наше время здесь при раскопках курганов находили следы древних поселений – каменные топоры и т.п. Как бы там ни было, к 1889 году, по данным Словаря географии Польского Королевства, в местечке Молчадь проживало более тысячи человек. Большую часть населения составляли евреи. К этому же времени была построена железнодорожная станция, налажены почтовое и телеграфное сообщения. Нормально люди жили, трудились, ремесла развивали. Постепенно появились кожевенный завод, мельница и даже водяная электростанция. Три раза в год Молчадь собирала крупные ярмарки. Гвалт, наверное, стоял такой, что хоть переименовывай. Но большевиков тогда еще и в помине не было, а посему не додумались.

 Типичная история

И среди этой благолепной Молчади жил, значит, раввин Барнет Либштейн. И была у него жена Эмма. И рождались у них, как полагается, один за другим дети, общим числом четыре. Моррис, Эстер, Сара, Яков. Кто, когда и в каком порядке рождался – неизвестно. Точной даты рождения интересующего нас Якова нет. Впрочем, у таких личностей так и должно быть. Биографию они создают себе сами.

То, что стало происходить в начале XX века в империи, раввину, видимо, сильно не понравилось. Какому раввину, я вас спрашиваю, понравится, когда кругом стреляют и с лозунгами да транспарантами туда-сюда бегают, да смело в ногу поют и чуть что – в морду бьют. Я вас умоляю, никакому раввину это не понравится. Вот в 1906 году на семейном совете было решено: глава семейства отправляется в Новый Свет, обустраивается там, а потом выписывает все семейство к себе. Типичная, в общем, история. Сколько их у нас уже таких было! Ну и отправился, оставив семейство на попечение Господа Бога.

Но известно ведь – человек предполагает, а Бог располагает. По специальности, так сказать, Барнету Либштейну устроиться в Нью-Йорке не удалось. «Там все места блатные расхватали», - как пел Высоцкий. Однако же, работая сторожем, уже через год выписал-таки семью к себе. 15 сентября 1907 года на Эллис-Айленде – крупнейшем пункте приема иммигрантов – Либштейны воссоединились. Статуя Свободы им, как и тысячам и тысячам другим, надо полагать, приветливо улыбалась.

При прохождении всевозможных обязательных миграционных процедур, заполнении анкет и выправки документов приобрел Яков Либштейн и точную дату рождения. Родители записали, что их отпрыск явился на свет 15 декабря 1897 года. То есть сошел он на американский берег, осененный статуей Свободы, в десятилетнем возрасте.

 Тора или учебник?

И вот я сижу и думаю: а стоило огород городить? Стоило ли еврейскому мальчику Якову столько претерпевать, ехать за тридевять земель, плыть по волнам-океанам, чтобы, в конце концов, уже в Америке наглотаться коммунистических идей и «разжигать пламя борьбы за рабочее дело» на не слишком для этого благодатной почве и в неприспособленной к какой-либо соборности среде? Ведь американский рабочий, в принципе, тот же буржуа и единоличник. Дай ему хорошую зарплату, домик картонный, машину – и все, ни о каком спасении мира он и думать не будет. Работа, семья, бар по пятницам, телевизор и чипсы в выходной – есть, а там хоть трава не расти. Мир до основания разрушить? С чего бы это вдруг? Может, стоило подождать каких-то десять лет и всю прелесть разрушения старого мира ощутить на себе по полной программе? Но судьба и папаша распорядились по-другому.

Известно, часто родители хотят видеть в своих детях продолжение себя. Хотят, чтобы их отпрыски прошли путь в том же направлении, что и они, только значительно дальше. Того же хотел для своего сына Якова и бывший раввин из Молчади БарнетЛибштейн. Но изучение Торы и Талмуда Якову не давалось. Дураком  Яков точно не был. Видимо, все дело в темпераменте. Поэтому с религиозным образованием было покончено. Отдали Якова в светское учебное заведение – Сити-колледж. Замечу в скобках, что Сити- колледж – основной и старейший колледж университета Нью-Йорка, среди его выпускников 11 лауреатов Нобелевской премии в различных областях. Так что не в самую плохую компанию попал еврейский мальчик. Правда, добираться из Бронкса, где к тому времени обосновались Либштейны, до Манхэттена задача не из легких, но это, так, издержки жизни. После окончания колледжа в 1918-м Яков Либштейн поступает в юридическую школу Нью-йоркского университета.

 Второе рождение

И то верно. Ну, не вышел из Якова раввин, ладно. Значит, будет юристом. Еще одна достопочтенная профессия для еврейского юноши. Тем более в Америке, где человек, банально простудившись, бежит сначала к юристу, а уж только потом к врачу. Но ведь и занятия юриспруденцией тоже требуют усидчивости и уединения. А что делать, когда энергия хлещет через край, когда хочется общаться с людьми и вести их за собой? Когда столько прекрасных идей по глобальному переустройству мира, и ты чувствуешь в себе силы нести эти идеи в массы? Да к черту учебу! На улицу, в народ! И – в Коммунистическую партию США! Но в партию вступить – одно дело. Если уж решил мир переделывать, нужно начинать с себя. Надо сменить имя. В феврале 1919 года вместо почившего в старом мире Якова Либштейна на свет появился борец за народное дело Джей Лавстон. Опять же – он и на еврея-то не был похож: блондин, без всех этих утрированных карикатурных еврейских черт.    

   Партийная жизнь и несчастная любовь

Как же он, наверное, кусал себе локти! Ведь самое важное сейчас происходит в России! В России, из которой они уехали десять лет назад в эту погрязшую в мещанстве страну. Джон Рид приехал из Москвы и рассказывает такое!.. Вместе с другими основателями Компартии США – Фостером, Рутенбергом – Джей Лавстон выступает на уличных митингах, пламенно объясняет рабочим, что надо брать заводы и фабрики в свои руки. Оратором он был прирожденным, и обаяния было ему не занимать. Он  мог вести людей за собой. Правда, вот дружбы с Джоном Ридом не получилось. Лавстон считал, что тот ведет слишком респектабельный образ жизни.

Мещанство – мещанством, но страна идет под откос. Не от хорошей жизни был введен «сухой закон». Толпы нищих и недовольных на улицах. Растет профсоюзное движение и количество членов партий левого толка. Революционное движение набирает обороты. Анархисты готовят ряд покушений. Многих деятелей рабочего движения бросали за решетку. Посидел в тюрьме и Джей Лавстон. Но это его не остановило. В 1921-м он становится редактором газеты «Коммунист». Еще через полгода – исполнительный секретарь Коммунистической партии США.

Несмотря на небольшое количество членов – около 12000 человек – единого управления партией достигнуть не удавалось. Каждый из лидеров тянул одеяло на себя и это притом, что фракционность не допускалась. Отсюда постоянные расколы, уходы и возвращения. Через Коминтерн Москва влияла на дела внутри Компартии США, требуя все большей концентрации управления в одних руках, особенно после смерти Ленина. Короче говоря, пока в умах и руках Америки «Великая Депрессия», партийная жизнь американских коммунистов бьет ключом. И вот ведь что интересно: совсем молодой человек, а романов любовных нет. Была связь с секретаршей шефа – Рутенберга, но это темная история – она умерла на операционном столе при попытке сделать аборт. А так все гормоны, видимо, уходили на борьбу за рабочий класс. Забегая вперед, скажем: он так  и остался холостяком.     

 Сталин или Бухарин

В 1927 году на операционном столе от аппендицита умирает лидер американских коммунистов Чарльз Рутенберг. В своих преемниках он видел именно Джея Лавстона. Но кто ж тебе так просто, за здорово живешь, отдаст власть, пусть даже и всего только над 12000 партийцами и какими-никакими денежными потоками? Уильям Фостер тоже был не прочь порулить американскими коммунистами, тем более, что был старше Лавстона да и в коммунистическом движении был более того. В общем, все как всегда. Для этого явления есть емкое определение – «пауки в банке». Для разрешения этих «высоких» противоречий оба – Лавстон и Фостер – прибыли в Москву.

К этому времени в России Сталин, в общем и целом, был уже тем Сталиным, каким мы его знаем. Но для мирового коммунистического движения он все еще был один из. А вот лидером Коминтерна в эти годы был Николай Бухарин. И в глазах коммунистов всего мира он был важнее. Что тут сказать – наивные люди! У Лавстона и Бухарина завязались, скажем так, дружеские отношения. Это была, что называется, дружба по сходству. Фостер же, не будь дурак, поставил на Сталина. В конце концов, в ходе всей этой подковерной возни победил Фостер. Сталин, презрительно смотревший на Фостера, после двухчасовой аудиенции, дал деньги именно ему. Видимо, не простил Лавстону сближение с Бухариным. Наш игрок не на ту лошадку поставил.

Иной бы уже заскучал, горькую стал пить. Лавстон был не из таких. Тем более что имел реальную поддержку среди партийцев. Правда, поддержка эта была со стороны интеллигентского крыла. За Фостера были настоящие пролетарии. Умел человек разговаривать с рабочими на одном языке. Москве все это надоело. Обоих опять вызвали. (Трудна жизнь лидеров рабочего движения: эти постоянные перелеты между Нью-Йорком и Москвой, смена часовых поясов…). Сталин послушал-послушал – да и отправил Фостера восвояси, а Лавстона оставил в Москве под предлогом работы в Коминтерне. Это был июнь 1929-го…

 «Что там было, как ты спасся…»

Из Москвы, этого своего рода Бермудского треугольника, где можно пропасть навсегда, Лавстон слинял спустя месяц описанных выше событий. Как это ему удалось – непонятно. Выдвигаются разные шпионские версии, одна детективнее другой. Ох, то ли еще будет!

Вернувшись в Америку, Джей создает свою партию – Независимая коммунистическая рабочая лига. Она была в оппозиции фостеровской. К Лавстону примкнули те члены компартии, которые по каким-то причинам были недовольны Фостером. Что сказать – неудачная попытка. Сторонников немного, денег нет.

А в Москве один за другим идут процессы. И если процесс над Каменевым и Зиновьевым Лавстон публично поддержал, то уж после гибели Бухарина сильно задумался. Настоящий скандал вызвала его статья, предсказывавшая пакт между Сталиным и Гитлером. А в декабре 1940 года Лавстон объявил о роспуске своей партии.

 Рука земляка

Психологически это трудно выдержать. С ранней юности заниматься тем, что считаешь делом всей жизни, и к сорока годам оказаться у разбитого корыта. Денег нет, семьи нет. Тебя списали в утиль. Ты никому не нужен. Ты идешь ко дну, и никто не протягивает руку помощи. Был партийный лидер Джей Лавстон, был маленький еврейский мальчик из далекой деревеньки Молчадь под Барановичами. В настоящем – дно Нью-Йорка.

Так оно часто и бывает. Думаешь, все, это – конец, тебе уже не выбраться, жизнь кончена. И тут кто-то хватает за руку и выталкивает на поверхность. Ты жадно глотаешь воздух, становишься на ноги. Ты опять в обойме.

Нашел Лавстона на дне этой психологической ямы и протянул руку помощи не кто иной, как уроженец Брест-Литовска, на ту пору лидер одного из мощнейших профсоюзов Америки Дэвид Дубински. Земляк земляка видит издалека. Дубински устроил Джея в одну из неправительственных организаций, занимавшихся сбором средств в помощь странам, воюющим с нацизмом. Дубински же ввел его в правление профсоюзного комитета швейников, который он возглавлял, а затем и в Американский институт свободного развития труда. Замечательная картинка – два уроженца Брестчины толкают речи на митинге в Нью-Йорке.

 Последний кульбит

И тут Лавстона, что называется, понесло. После Перл-Харбора он предложил свои услуги  Управлению стратегических служб США. Поначалу там вежливо отказались. Но сразу же после окончания Второй Мировой войны, когда советское влияние в Восточной Европе усиливалось не по дням, а по часам, к нему прислушались. Под прикрытием профсоюза швейников Лавстон собирал информацию о процессах, происходящих в этих странах, организовывал сбор средств для борьбы коммунистическим режимом. Но и тут произошел разрыв. Такое часто случается с людьми: сначала быстрый взлет, ты на вершине, и тут же – все валится из рук, ты летишь в бездну.

Как гром среди ясного неба – сообщение о том, что ФБР завело дело на Лавстона. Всплыла история его побега из Москвы двадцатилетней давности. Не следует также забывать, что конец сороковых – начало пятидесятых XX века в Америке – это разгул маккартизма, когда всех и каждого подозревали в пособничестве или просто симпатиях коммунистам. Долго же Лавстону пришлось отмазываться от грехов юности. На протяжении семи лет он был под наблюдением ФБР.

Ну все, пора уже было успокоиться. Но еще до середины семидесятых Джей Лавстон то и дело возникал то там, то здесь с речами о недостаточности средств для борьбы с коммунизмом, с социалистическими режимами в Южной Америке. И только после 1974 года его не было слышно. Видимо, годы брали свое. И еще шестнадцать лет он прожил незаметно, вдали от большой политики и общественной жизни.

Практически все коммунистические лидеры прожили долго. Нечему удивляться, что и Джей Лавстон скончался в возрасте 92 лет в 1990 году.

Вот писал этот материал и вспоминал фразу моего любимого писателя Сергея Довлатова: «После коммунистов больше всего я ненавижу антикоммунистов».

                                                                                                                                                                        Автор: Владимир ГЛАЗОВ