- Категория:
- Автор:Литвинович Александр
- Рейтинг:5.0/2
- Активность:1285
АТОМНЫЙ СОЛДАТ
В начале 50-х годов прошлого века в лесных массивах Беларуси силами заключенных лагерей особого назначения и военных строителей развернулось строительство засекреченных объектов, именуемых РТБ — ремонтно-технические базы. Это невинное название маскировало их принадлежность к самому мощному и страшному оружию, изобретенному человеком, — ядерному. Здесь специально созданные бригады, ежедневно подвергаясь радиоактивному облучению, собирали ядерные боеприпасы... «Тень» атомного ядра наложила отпечаток на жизнь всех этих людей — задолго до Чернобыля. Один из них — Константин Константинович Бубен — герой нашего рассказа.
«Атомная крепость»
Родился Костя на маленьком хуторе Копани в Брестской области, в дружной многодетной семье, обрабатывавшей небольшой участок земли (таких называли единоличниками). В 1944 году отца призвали грузить уголь на паровозы, и он стал рабочим. Мать вступила в колхоз. А в 1952 году неподалеку от военного аэродрома в г.Барановичи и совсем рядом с их родным хутором, в лесу, где они собирали ягоды, грибы, пасли скот на полянах и косили траву, начали что-то строить. Тогда мальчик не подозревал, что это атомная смерть вплотную приблизилась к границам их малой родины. И уж тем более он не мог знать, что она коснется его самого. Позднее он назовет это первым шагом к «ядерному перекрестку» своей судьбы.
По окончании школы Костя Бубен поступил по конкурсу, сдав 9 экзаменов, на факультет инженеров подводного плавания Высшего Военно-морского инженерного училища имени Дзержинского в Ленинграде. Но судьбой, видно, его дорога уже была определена: приказом начальства он был переведен на авиационный факультет Высшего Военно-морского инженерного радиотехнического училища в г.Гатчина Ленинградской области. Опять же ирония судьбы: он и раньше, до «дзержинки», хотел служить в авиации, да все еще действовавший сталинский приказ из западных областей в летчики не брать помешал. Так, «окольным» путем, попал-таки в авиацию.
Закончил училище в звании инженер-лейтенанта, защитив дипломный проект на тему «Радиолокационная станция защиты хвоста самолета-истребителя». Это был следующий шаг к «ядерному перекрестку», хотя, казалось, ничто его не предвещало: изучение атомного оружия в училище было весьма общим, отдаленно-т Фокусы — не только на арене еоретическим. Курсанты были убеждены, что к ним оно не имеет никакого отношения и они никогда не столкнутся с ним по службе. Но все оказалось совсем наоборот: некоторым из них именно с этим оружием пришлось начинать свою военную карьеру. Оно же ее и прервало.
Бубен просился на Северный или Тихоокеанский флот, но его словно вела железная рука судьбы: он был направлен в распоряжение командующего ВВС Балтфлота. Впрочем, может быть потому, что был единственным белорусом в группе. И сразу попал в закрытую воинскую часть 72158. Требовалось пройти анкетирование КГБ. Оно продолжалось 9(!) месяцев. Все это время он работал техником по обслуживанию РЛС «Аргон», защищавшей хвост самолета — носителя ядерного оружия. Это были ТУ-16, базировавшиеся на аэродроме вблизи г.Быхов Могилевской области. Именно здесь, на территории Беларуси, размещался ядерный арсенал Краснознаменного Балтийского флота СССР. Как ни удивительно, Константина Бубена, несмотря на то, что его родители были в свое время единоличниками, допустили к работе под редким даже для тех времен грифом: «Совершенно секретно особой важности», подразумевавшим высшую степень секретности. Так он стал «атомным солдатом». Одним из тех, кто создавал ядерный щит страны — «атомной крепости» (как назывался популярный в те времена роман).
Под грифом ССОВ
В феврале 1958 года он начал работать сборщиком ядерных зарядов в одной из бригад (их было 5) РТБ. Бригада состояла из 6 «бойцов» — офицеров-специалистов: помимо начальника и старшего инженера в нее входили 2 инженера и 2 старших техника. За всем присматривал так называемый «библиотекарь» — чекист, который вел делопроизводство, секретные документы... «Один из техников, Булычев Василий, подчиненный непосредственно мне, был к тому времени отцом уже шестерых детей...». Но сначала — дни настойчивой теоретической и практической учебы на новой «материальной части». То есть атомных изделиях. Было необычайно интересно, занятия проходили успешно и легко.
Уже к середине 1958 года четыре каземата спецобъекта были заполнены изделиями, что называется, «под завязку». В одном каземате размещалось до пяти единиц. Одни снимались с вооружения, другие поступали, и все связанные с этим регламентные и иные работы выполнялись бригадами РТБ. «Закрепленным за мной первым изделием оказалась самая «залежалая» и особенно радиационно грязная 3-тонная атомная бомба первого конструктивного типа, которую примерно через год сняли с вооружения». Процесс снятия заключался в следующем. Из каземата боевого хранения бригада перевозила изделие в сборочно-монтажный корпус (кстати, транспортная тележка изготавливалась на Минском автозаводе). Там изделие очищали от пыли и разбирали. С соблюдением всех мер предосторожности изымались взрывоопасные элементы — электродетонаторы, из сферы взрывчатого вещества извлекалась центральная часть (ЦЧ) — ураново-плутониевое ядро — источник атомной энергии цепной реакции («в виде перепелиного яйца»). Изъятая ЦЧ загружалась вручную в контейнер хранения, в котором она «прибыла» в свое время в спецвагоне на платформу разгрузки и откуда на спецавтомашине ЯАЗ-219 (таких, имевших не деревянный, а металлический пол, в части было две) в сопровождении нескольких автоматчиков была доставлена на спецобъект.
После изъятия из изделия ЦЧ, т.е ядерного заряда, атомная бомба превращается, по сути, в обычную тротиловую (фугасную) авиабомбу. Но остающуюся источником радиации, поскольку в ней находится несъемный нейтронный источник стабилизации цепной реакции. В августе 1959 года такое изделие подвесили к ТУ-16, который взял курс на юго-запад Беларуси, достиг Столинского военного полигона, где и сбросил эту условно «атомную» бомбу. «Над болотами-лесами Полесья, — рассказывает Константин Константинович, — поднялся в небо классический по геометрии «гриб ядерного взрыва» — без электромагнитного импульса, без мощной ударной волны, яркого светового излучения и вторичной радиации — за исключением рассеивания над полигоном радиации несъемного нейтронного источника... Подобные тренировки экипажей и сборочных бригад проводились еще несколько раз в течение 1959-60-х годов. Вот в чем был секрет «малопонятных» для полешуков испытаний в этом районе. Жившие там люди уже тогда подвергались облучению малыми дозами радиации, платя свою «скромную» цену за размещение на территории республики ядерного арсенала КБФ СССР...».
Плата за вредность
Естественно, те, кто работали в бригадах РТБ, платили несравненно более высокую цену. Им приходилось собирать прибывавшие на спецобъект компоненты ядерного оружия и подвешивать его к самолетам-носителям. Загрузка бомбоотсека производилась из специальной «ямы», над которой стоял самолет. «Как инженер я также был обязан во время подвески изделия устанавливать в кабине штурмана опломбированный пульт управления, которым задавалась высота взрыва бомбы. Изменить ее штурман мог лишь по приказу командира экипажа». Все технологические операции фиксировались в паспорте, под роспись. Уже через полгода после начала всех этих работ он начал болеть. Врачи констатируют повышенную утомляемость, плохой сон, головные боли и другие недомогания. Но преодолевать их пришлось еще долгих два года.
Пятая бригада, в которой работал Константин Бубен, дополнительно выполняла функции выездной сборочной бригады. Она была готова по тревоге на специальном самолете вылететь на любой другой аэродром флота, куда скрытно могло быть доставлено ядерное устройство. Его необходимо было «дособрать» и подвесить на прибывший носитель для нанесения неожиданного ядерного удара. Однажды бригаду на самолете командующего ВВС КБФ доставили на аэродром Чкаловский под Калининградом. Планировалось произвести сброс изделия, аналогичный тому, что производился на Столинском полигоне. Но по непонятной причине после нескольких суток боевого дежурства вылет носителя был отменен. Поступила команда снять изделие с носителя, законсервировать и вернуться в Быхов. «Возвращались на том же комфортабельном самолете командующего, хорошо отдохнули...».
Интересуюсь, как же были защищены от радиации молодые люди, через руки которых в буквальном смысле проходили атомные бомбы? «Существовали определенные инструкции выполнения технологических операций. «Ядро» — самый опасный компонент — вынимали из контейнера в перчатках разового применения. Была ограниченная продолжительность рабочего дня. Вот и вся защита. Дозиметров не было — или считалось, что мы работаем в достаточно безопасных зонах, или не хотели пугать людей. За вредность платили. Потом, с появлением менее «грязных» изделий второго конструктивного типа, плату уменьшили...».
Сборщики догадывались, конечно, об опасности. Им выделялись санаторные путевки, предоставлялись дополнительные отпуска. Но это уже потом, когда они оказались в гарнизоне за тремя рядами колючей проволоки. Поначалу никто из них не знал, чем предстоит заниматься в этой воинской части. «Мне, например, сказали: мы вас посылаем на совершенно новую технику, которую не каждому генералу дано узнать. Вам, рабоче-крестьянскому сыну, оказано огромное доверие! Мы тогда даже не подозревали, что будем своими руками собирать ядерное оружие!» Впрочем, жизнь продолжалась, многие из сборщиков даже женились. У Константина Бубена это знаменательное событие произошло в августе 1958 года. «Мы познакомились в Быховском гарнизоне, она приехала из Узбекистана, где работала педагогом, к брату, который здесь служил, только не в нашем подразделении. И с тех пор Тамара Михайловна делила со мной все тяготы жизни и моих болезней. В Быхове родилась старшая дочь, а младшая — в Минске. В семье уже четверо внуков...».
«Ядерные перекрестки»
...К 25 годам он фактически стал инвалидом, и на этом военная карьера для инженера-лейтенанта Константина Бубена закончилась. Он был демобилизован по состоянию здоровья инспекцией минобороны, предварительно «повалявшись» в госпиталях Балтфлота. Его хотели еще на Семипалатинский полигон направить, но все-таки до этого дело не дошло. Он так и не узнал, какую дозу получил. Медицинская справка из офицерского дела была почему-то изъята, как объяснили в военкомате, согласно какой-то директиве. Хорошо хоть, свидетельство о болезни в Центральном военно-морском госпитале выдали на руки. И более чем через три десятка лет он был приравнен к ликвидаторам аварии на ЧАЭС...
Имея на гражданке льготы по прописке, приехал в Минск, получил вне очереди квартиру, перевез семью. Судьбе было угодно сделать еще один «ядерный зигзаг». В поисках работы он зашел как-то в институт физики Академии наук БССР. Заведующий лабораторией высокотемпературной оптики академик М.А.Ельяшевич спросил, где раньше работал. «Я не мог тогда сказать «открытым текстом», произнес лишь аббревиатуру РТБ. Ельяшевичу, работавшему в команде Курчатова, все стало ясно...». Бубен был принят в секретную лабораторию, где велись работы под все тем же грифом ССОВ. Его снова проверяло КГБ, правда, уже не 9, а 6 месяцев. В лаборатории изучались и моделировались ядерные и термоядерные взрывы. Константин Константинович участвовал в разработке под руководством академика Е.Г.Коновалова приборов обнаружения ядерных минных зарядов с самолетов и спутников.
У профессора Константина Бубена, лауреата Международной премии имени А.Г.Неболсина в области науки, множество наград. Одна из самых дорогих — нагрудный «Знак в память об испытаниях ядерного оружия. За мужество». Он член Белорусского комитета ветеранов подразделений особого риска. И сегодня, в свои 70 лет, «атомный солдат» в строю, не поддается болезням. И рассказывая студентам о производственнных технологиях, знакомит их с собственным опытом сборочно-монтажных работ с ядерным оружием.
...Недавно Константин Константинович побывал в Быховских лесах, где находился спецобъект. Ездил туда с семьей — захотелось показать эти места детям, вернуться мыслями в те годы. Сейчас там руины, почти ничего не осталось от тех фундаментальных сооружений, где собиралось и хранилось грозное оружие. Побывал он и на объекте, который находился возле родного хутора Копани под Барановичами. «Там тоже все разрушено. Но видно, что строилось все по тому же проекту, те же сооружения, дороги... Только объект был не флотский ...». А еще он узнал, что из пятой бригады сборщиков ядерных зарядов в живых остался он один.
Хорошо, что сегодня эти «ядерные перекрестки» пусты.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.